dneprovskij в Красотка и Басмач, или "Былын, колыготы долой давай-давай, да?!!"
История эта обещает быть недолгой и относительно бескровной - но, будучи закоренелым сексистом, я всё же, попрошу своих читательниц под ссылку не заглядывать: незачем вам, сударыни, про басмачей читать. Нечего.
Начнём с того, что мой знакомый басмач воевал вовсе не в предгорьях Памира и не в афганских горах - воевал он в рядах совецкой армии, тупорылой до легендарности несокрушимой и легендарной. А если быть более точным, то воевал он в Забайкальском Военном Округе, сокращённо - ЗабВО (тамошние офицеры расшифровывают эту аббревиатуру, не иначе, как "Забудь о Возвращении Обратно!"
, и воевал он там в должности Военного Водителя, и звали его Бухурддином. Точнее, Бухурддином Садриддиновичем Айдритдиновым. Или Бухурддином Айдритдиновичем Садриддиновым – как всё это имя-отчество-фамилия произносится правильно, путались и отцы-командиры, и весь прочий личный состав, поэтому для краткости и ясности басмача Бухурддина называли просто Борькой. Или - Басмачом. А ещё - Душманом-насильником.
Был этот Борька таджиком, уроженцем какого-то далёкого горного кишлака – о таких, как он, говорят, что в армию они попали по чистой случайности, спустившись со своих гор за спичками-солью. Наверное, так оно и было: русского языка Борька почти не знал, а на служебном «ГАЗике» гонял так, словно это был не автомобиль, а какой-то горный козёл-скакун. Но, справедливости ради, нужно отметить, что машину Борька знал, любил, и не было такой поломки, которую этот низкорослый таджикский парнишка не мог бы исправить. И вот за эту-то его особенность, за смекалку и золотые руки, отплатила таджикскому парнишке Советская Армия тем самым прозвищем, о котором мы упомянули выше.
Случилось это так: на майские праздники в воинскую часть, в которой служили и Борька-водитель, и Мишка-журналист, и прочие храбрые солдаты и офицеры, к одному капитану жена приехала. Вернее, не приехала, а прилетела, и не в саму часть, а в стольный град Читу – и вот, капитан этот, не имея возможности встретить благоверную самолично, отправил в читинский аэропорт этого самого Борьку на «ГАЗике». Жене же сообщил по телефону, что встретит её боец на машине и доставит в часть – а Борьке дал соответствующие инструкции.
В аэропорту наш водитель проторчал часов пять или шесть: из-за непогоды рейс, на котором должна была прибыть командирская жена, сильно запаздывал. Когда же самолёт, наконец, приземлился, Борька без труда опознал нужную ему особу, погрузил багаж, и, со всем почтением усадив пассажирку на сидение рядом с собой, двинул в часть. Пока ехали из Читы до военного городка, успело стемнеть. Дорога – одно название, а не дорога, сплошные ухабы и колдобины – за полчаса растрясла и пассажирку, и водителя, и утлый армейский рыдван, и вот приключилась у них в дороге поломка: встал «ГАЗик», и – ни с места! Мотор работает, а машина не едет. Борька спешился, открыл капот, посветил вовнутрь фонариком, потом зачем-то пошёл рыться в багажнике, отчаянно матерясь на своём родном языке – до пассажирки только и долетало, что «шайтан-майтан» через каждое слово.
Наконец, Борька вернулся в кабину, сел за баранку, закурил.
– Что случилось? Почему не едем? – молоденькая капитанская жена-студентка заметно волновалась: они стояли на дороге посреди тёмной степи, и вокруг на многие километры не было видно ни огонька, и не чувствовалось вообще никаких признаков человеческого жилья.
– Ремень… шайтан… кирдык, – выдохнул Борька, – кирдык ремень! – затем каким-то уж очень странным взглядом стал рассматривать колени своей пассажирки, и вдруг радостно выпалил: – Колыготы! Былын! Колыготы долой снымай давай-давай быстро! Колыготы снымай, былын! - Борькины глаза в темноте светились каким-то злорадным, алчно-вожделенным огнём.
– Ч-что?!! – пассажирка сначала не поняла, чего от неё хочет этот маленький таджик, а уж когда поняла… Ну, представьте, что она подумала: тёмная степь, на десятки километров вокруг – ни души, и она полностью во власти этого нехристя-басмача, который уже подпрыгивает от нетерпения на своём водительском креслице - видимо, предвкушая, как грубо, по-звериному сейчас овладеет молодым телом белой женщины . Дрожа и плача, она принялась стягивать колготки – а что делать-то?... да и не совсем уж зверское лицо у басмача этого – вдруг, да и не зарежет?... ох, Господи, сделай так, чтобы не зарезал - об остальном уж и не прошу!... А страшно-то, страшно-то как - мамочки!...
А дальше случилось совсем уж необъяснимое: едва перепуганная красавица сняла колготки, как Борька выхватил их, выскочил из машины, нырнул под капот, а через минуту вернулся сияющий: – Поехали! – вовсе не для того заставил он свою попутчицу снять колготки, чтобы надругаться над ней, нет! – просто, у «ГАЗика» лопнул ремень передачи, и Борька вышел из положения, натянув вместо него капроновые женские колготки! Можно было ехать дальше!
Как уж эта история стала достоянием всей части, Бог весть – должно быть, капитан по пьяному делу проболтался: известно же, как умели нажираться "огненной водой" Настоящие Совецкие ОфицерА - до полного положения модой в салат! Однако когда всё это дошло до Борьки, который – наивная душа! – искренне полагал, что плакала его пассажирка только потому, что ей колготок было жалко, водитель-джигит жутко смутился. Почти месяц старался он не показываться на глаза своей давешней пассажирке, и только получив посылку из дома, осмелился предстать перед офицерской женой с неловкими русско-таджикскими словами извинения – и с упаковкой настоящих парижских колготок! Оказывается, он отписал в свой кишлак письмо, и родственники, таскавшие из соседнего Афганистана всякую контрабанду, прислали ему французские колготки для командирской жены!
Я не помню, кто в те годы в Афганистане хозяйничал - коммунисты или талибы, но французские, да и все прочие товары более-менее свободно проникали в Совок через "афганскую калитку". И везли их сюда не только солдаты и офицеры "ограниченного контенгента", но и Борькины родичи - "басмачи", из поколения в поколение промышляющие контрабандой. Жаль, что сегодня они гонят из Афганистана уже совсем другой "товар"...
