Главный герой сегодняшнего рассказа скончался ещё до того, как стал героем рассказа. И не только скончался, но умудрился потерять и все свои более-менее мягкие ткани. Он скелетом был, наш сегодняшний главный герой. И, тем не менее, не смотря на своё, так сказать, трупообразное агрегатное состояние, он умудрился наделать в одном небольшом сибирском городке немалый переполох - не без помощи своих более молодых и живых коллег, которым ещё предстояло превратиться в скелеты (это у меня в последнее время чёрный юмор такой). Поэтому, если тема кадавров смущает и пугает вас, то, конечно же, не читайте того, что я в подкат запрятал. Ну, а если эта тема вас не страшит, то - пожалуйста! Читайте, веселитесь - и... и mimento mori, как говорится Буддисты вот, утверждают, что жизнь - это осознанное страдание; так давайте же страдать весело!
"...Куда же вы, сэр?! Пойдёмте! Пойдёмте со мной: я покажу вам черепа!
Прекрасные черепа - там, в склепе! Всего шиллинг, сэр! Куда же вы уходите?..."
Джером Клапка Джером, "Трое в лодке, не считая собаки"
Я не буду уточнять, в каком городе случилась эта Страшная История. Скажу только, что имела она место в одном молодом, но амбициозном сибирском городке – этот городок во второй половине минувшего века комсомольцы-добровольцы под бдительным присмотром и отеческой заботой Главного Управления Лагерей СССР построили. А к середине семидесятых, когда сибирская нефть и газ хлынули по трубам в Европу, городок зажил настолько хорошо, что было решено открыть в нём институты всякие – медицинский, педагогический, политехнический, ещё какой-то… А там очередь и до собственной картинной галереи дошла, и до своего собственного художественного училища. И зажил молодой, но амбициозный сибирский городок насыщенной культурной жизнью: поехали в него со всех концов советской державы молодые учёные, студенты со всей Сибири потянулись. О той сибирской «вольнице», о легендарных академгородках, да о сплавах по сибирским рекам на всяких байдарках и каноэ до сих пор сказывают на полянах у костров седые барды-альпинисты юным тусовщикам-каэспэшникам.
Городок, о котором у нас речь пойдёт – он именно таким был: местное партийное начальство, хоть и было, в первую голову, озабочено всякими Великими Стройками Социализма, однако ж, местную интеллигенцию сильно не прижимало, и даже напротив – всячески старалась идти навстречу всем этим бородатым физикам-лирикам. В рамках разумного, конечно же. А так как городок был достаточно компактным, то взаимное проникновение местных элит – партийно-хозяйственного актива и научно-технической и творческой интеллигенции – шло здесь достаточно быстро. И регулярно товарищи партийные начальники встречались с этой самой интеллигенцией: мы уже сказали, что в городе было несколько высших учебных заведений и даже своё собственное художественное училище – так вот, все ректоры институтов, и даже директор этого самого живописного училища были членами Бюро горкома партии. И, будучи таковыми, имели возможность обращаться к партийному начальству по всяким мелким текущим вопросам.
И вот однажды, когда Товарищ Первый Секретарь горкома, вернувшись из Москвы, сделал короткий, но содержательный доклад о Задачах Текущего Момента, когда вслед за ним выступил директор Института – не медицинского и не технического, а самого в том городке главного и очень секретного, когда был объявлен перекур – и когда перекур завершился… и когда выступили другие товарищи, и члены Бюро Горкома КПСС обсудили все свои важные вопросы… Одним словом, в самом-самом конце заседания этого партийно-муниципального ареопага слово берёт директор того самого художественного училища. Директор этот когда-то приехал сюда за туманом и за запахом тайги, пределом его мечтаний была покупка финской дублёнки и получение чека на покупку машины – но вышло так, что был он в том городе самым первым художником, и неожиданно для себя сделал карьеру, став директором училища и войдя, таким образом, в городской истеблишмент. Правда, по скромности своей, директор этот на всех подобных заседаниях сидел тише воды и ниже травы, но в тот раз его так допекло, что никак он не мог смолчать: взял слово, ибо помочь его проблеме могла только Родная Партия.
Запинаясь от волнения, директор художественного училища сообщил, что вверенное ему средне-специальное учебное заведение верным курсом движется в кильватере фарватера, готовя, в соответствии с Решениями Партии и Правительства новое поколение юных художников – социалистических реалистов и продолжателей «сурового стиля». Но есть одна проблема: для того, чтобы подготовить настоящего социалистического реалиста, который будет кистью и маслом прославлять передовиков и новаторов, покорителей тайги, училищу крайне!... позарез!... как воздух!!!... необходим человеческий скелет! Ведь понимаете, в чём дело, товарищи: мы же – социалистические реалисты, а не буржуазные абструкционисты какие-нибудь, и для того, чтобы воспитать подлинного советского художника, мы должны преподать ему анатомию человеческого тела «от» и «до» - иначе, какой же из студента социалистический реалист получится?...
Хорошо, что директор художественного училища сразу же про соцреализм и анатомию сказал: времена были неспокойные, в столицах зашевеливались разные диссиденты, сионисты… «Голос Америки», опять же, Солженицын там… «Архипелаг ГУЛАГ» и прочие проявления буржуазной масс-культуры… Одним словом, в первый момент товарищ Первый Секретарь, грешным делом, подумал, что доигрался он с этой творческой интеллигенцией, что распустились у него здесь все эти физики-лирики, и что пора бы им гайки-то перекрыть и кислород закрутить… Но тут, очень кстати, протараторил директор училища и про социалистический реализм, и про анатомию, и про то, что его студентам нужно учиться рисовать передовиков и новаторов – а без скелета это сделать никак невозможно.
И молвил тогда Первый Секретарь Горкома:
– Ну что, товарищи? Помочь бы надо нашим будущим Гоголям и Щедриным… Тьфу! – этим, как их?... Ну, художникам! Какие есть предложения? Где скелеты брать будем?
А скелет, по большому-то счёту, в том городке и взять-то негде было: городок – совсем молодой, на кладбище одни первостроители лежат, сплошь герои и комсомольцы – что ж их, выкапывать теперь?... Но тут берёт слово ректор местного медицинского института, и говорит:
– Вопрос, возникший у товарищей художников, вполне решаемый. Дело в том, что у нас, медиков, тоже преподаётся анатомия, и в качестве наглядных пособий тоже используются скелеты. Так вот, для получения э-э… препаратов… мы договорились с администрацией исправительно-трудовой коло… кх-м… одного Учреждения, что ведёт строительство недалеко от нашего города. Там среди… кх-м… среди рабочих иногда случаются летальные исходы – ну, и… Одним словом, это не важно! – ректор медицинского института, лучезарно улыбаясь, обратился прямо к директору художественного училища: – Одним словом, уважаемый коллега, если вашим студентам нужен… э-э… такой препарат, то наш институт с радостью поделится с вами! Мы же все здесь одно общее дело делаем: строителей коммунизма готовим!
И вопрос был решён: ровно через месяц «препарат» был освобождён от тканевых покровов, выварен в специальном растворе – Na Cl с водой, и чем больше соли, тем лучше – и учебное пособие, к радости юных дарований и их преподавателей, было доставлено в одну из светлых аудиторий художественного училища.
На дворе был конец апреля – а тот маленький сибирский городок, как уже понял читатель, находился на сибирских северАх. А сибирские северА отличаются очень капризным резко-континентальным климатом: летом температура воздуха может зашкалить и за плюс тридцать, зато в апреле на улице стоит холодрыга, и поэтому на отоплении экономить не приходится. Так что, в конце апреля в том городке батареи ещё жаром пылали и в квартирах горожан, и в административных зданиях, и в «очагах культуры», и в «храмах науки» тоже. Не было исключением и художественное училище, которому дружественные медики подарили новое наглядное пособие… И поэтому очень скоро выяснилось, что пособие это самое для будущих художников в медицинском институте приготовили – как бы помягче сказать?... – не совсем качественно. Я не знаю: может быть, вываривали медики плохо этот «препарат», или поваренной соли пожалели, или ещё что – да только через некоторое время в той аудитории, где этот подарочек стоял, не то, что анатомию изучать – больше двух-трёх минут находиться стало трудно. Видимо, осталась какая-то органика внутри костей… Схалтурили медики, одним словом.
Директор училища попал в очень щекотливое положение: с одной стороны, он ведь сам на заседании бюро горкома говорил, что без скелета – никак! – а с другой стороны, теперь этот вожделенный скелет грозил парализовать работу всего учебного заведения. А ещё директор понимал, что все его инсинуации по адресу коллег из мединститута будут не очень-то и уместны: дарёному козлу, как известно, рога не считают. И, подумав, директор художественного училища нашёл, таки, выход из этой ситуации! Он без лишнего шума нанял – естественно, за пузырь! – какого-то пролетария, страдавшего хроническим ринитом, чтобы тот вынес «препарат» на свежий воздух, во двор училища, в какую-то подсобку. «Пусть постоит там до лета, – думал директор, – всё равно, учебный год уже кончается. А как только начнётся лето, как только зажарит солнышко, так мы его на крышу перетащим – трёх летних месяцев ему вполне хватит, чтобы прожариться на солнышке и полностью высохнуть!»
Сказано – сделано: как только настали тёплые денёчки, наш директор вновь призвал к себе того же самого пролетария, выдал ему вожделенный пузырь – и тот втащил этого «скелета-путешественника» на крышу художественного училища. Превратившись в учебное пособие, скелет этот предварительно был аккуратно собран по косточкам на проволоку и представлял собою единую конструкцию, так что ему не грозило быть расхищенным птицами. Дядька-«скелетоносец» ещё и закрепил его за какую-то фигню, торчавшую из крыши – и скелет остался там до конца лета, принимать воздушные ванны и загорать.
Я уже говорил, что нравы в том молодом сибирском городке были, по советским временам, достаточно демократичными. А художники, даже если это всего лишь, будущие художники, всегда склонны отчебучить что-нибудь этакое, весёлое. А лето в тот год жаркое стояло, и молодёжь старалась воспользоваться каждым солнечным днём, чтобы получить лишнюю дозу ультрафиолета перед тем, как навалится холодная сибирская зима. Поэтому, ничего удивительного в том нет, что готовиться к экзаменам студенты предпочитали на крыше училища: просто, поднимались на туда, раскладывали покрывала, скидывали одежду – и, вооружившись учебниками и конспектами, готовились к экзаменам, а заодно и жарились на солнышке. И очень быстро обнаружили, что за «сосед» квартирует с ними на крыше их Alma Mater.
– Ах, вот ты где, злодей, расположился! – усмехнулись студенты, наткнувшись на «учебное пособие», – значит, ты, гад такой, всю весну нам атмосферу отравлял, а теперь решил ещё и здесь за нами подглядывать? Ну, держись! – и в следующий момент студенты уже забыли о своих конспектах: они, стоя на горячей крыше лишь в плавках и купальниках, увлечённо обсуждали, какое бы «наказание» придумать внезапно обнаружившему своё присутствие «соседу».
Сначала кто-то предложил, не мудрствуя, просто замотать «препарат» в простыню, а к руке привязать косу, да так и поставить в полный рост, привязав к торчащей антенне. Однако большинство эту идею не поддержало: слишком уж зловеще должна была смотреться «инсталляция». Тогда решили пойти от противного, и «огламурить» обитателя крыши. И уже на следующий день кто-то принёс пляжную дамскую шляпу, кто-то – старый купальник, кто-то пожертвовал солнцезащитные очки, а кто-то – отслужившие свой век шлёпанцы. Картину дополнили лопнувшим надувным матрасом, на который возложили преображённого скелета, придав ему непринуждённую, и даже игривую позу. Рядом положили какой-то томик. И всю следующую неделю, поднимаясь на крышу, приветствовали нового «приятеля». А потом сессия закончилась, начались каникулы, и студенты перестали бывать на крыше, найдя себе другие места для активного отдыха на берегах таёжных рек и в других интересных местах.
…Лето уже подходило к концу, когда жариться на далёком южном пляже отправился директор художественного училища из того небольшого, но очень продвинутого сибирского городка. Он всё лето проработал, и лишь в августе, получив законный отпуск, отправился с семьёй на берег Чёрного моря. Он очень надеялся, что проведёт на этом самом черноморском побережье целый месяц, но всего через неделю его отозвали из отпуска. Телеграммой. И он вернулся в свой город, знакомый до слёз – а в небольшом таёжном аэропорту его уже встречали следователи уголовного розыска и прокуратуры. И, не заезжая домой, несостоявшийся отпускник поехал давать показания. Дело было серьёзным: на крыше вверенного ему Училища обнаружен труп. По советским временам – случай просто вопиющий!...
…Старый ГУЛАГовский вертухай и почётный пенсионер Кузьма Семёныч Выстегаев жил, в доме, располагавшемся напротив художественного училища. Он уже давно заметил, что с началом тёплых летних дней студенты – его-то больше интересовали студентки – выбираются загорать и попутно готовиться к экзаменам на крыше здания. Летняя сессия и абитура длится у студентов около месяца, и эти-то дни и стали самым любимым временем года у ветерана исправительно-воспитательной службы. Каждый год, вооружившись биноклем, Кузьма Семёныч наблюдал за аппетитными студентками, а потом, когда сессия заканчивалась, и студенты с крыши исчезали, старик выезжал до конца лета на дачу. А тут приехал за какой-то надобностью в город, случайно глянул в окно – на' тебе! Одинокая мадамка на крыше загорает! Очки – в пол-лица, шляпа огромная… Правда, тощая какая-то – чистый шкелет! Ну, Кузьма Семёныч вооружился верным биноклем, навёл окуляры на крышу – мать моя женщина!... Шкелет и есть! – уж этого-то «добра» Кузьма Семёныч перевидал за долгие годы службы Родине и Партии.
Нет, новый герой нашей истории не упал на пол с сердечным приступом – старая ВОХРа просто так не умирает! – Кузьма Семёныч засеменил к телефону, и тут же сообщил Куда Надо, что на крыше соседнего здания обнаружен труп – предположительно, изжарившейся на солнце студентки. Бдительность проявил старый вертухай. И вот теперь, благодаря его бдительности, срочно прервавший свой отпуск, директор городского художественного училища даёт показания по поводу того, откуда на крыше вверенного ему заведения оказался человеческий остов, да ещё и в пляжной шляпе, солнцезащитных очках, в купальнике, в шлёпанцах, с книжкой и на надувном матрасе…
А закончилась эта история ничем: высушенный скелет уже в сентябре занял своё законное место в аудитории городского художественного училища – а спустя девять месяцев, в июне следующего года, бдительный Кузьма Семёныч Выстегаев занял своё привычное место перед окном – только студентки, прознав о его hobby, перестали загорать на крыше. А директор художественного училища – тот и вовсе своего места не потерял, так и директорствовал до самой пенсии. Правда, в горкоме партии его ждал оч-чень неприятный разговор: пришлось объяснять, зачем понадобилось сушить дар дружественных медиков на крыше. Ну, да ладно, сделали там какие-то свои партийные «оргвыводы» - да и отпустили душу на покаяние. Как-никак, первый на весь город художник…
P.S. Не знаю, правда это, или нет, но говорят, что именно после того случая со «скелетом на крыше», в советском союзе их стали изготавливать из пластмассы – специально в качестве учебных пособий. Чтобы больше никому не приходилось «проветривать» их на крышах «храмов науки». И это правильно, товарищи.
P.P.S. Иркутяне, как всегда, могут получить "бумажную версию" этого рассказа: он будет опубликован в завтрашнем номере "Дня Сибири" - так что, тормошите "Роспечать". А всем остальным моим читателям предлагаю ещё немного задержаться на "скелетной" теме и полюбоваться старинными гравюрами. Они, по-своему, прекрасны:
MIMENTO MORI, как говорится... Для тупых перевожу с латинского на россиянский: МОМЕНТ - И В МОРЕ...